— Мне кажется, Петрович, это то, что мы искали, — сказал я вполголоса.
Мы пробрались через густые кусты вплотную к зданию. Куб был непроницаем, без окон и дверей. Лишь обойдя его кругом, мы обнаружили небольшую дверку, но она оказалась запертой.
— Что это такое — храм Креста или радиоцентр? — спросил я. — Для храма это здание слишком неприступно. Или здесь посещение храмов не предусматривается обычаем?
— Это здание лежит в центре треугольника ошибок, — сказал Петрович. — Сигналы могли исходить только отсюда.
— Петрович, ты помнишь антенну того аппарата, с которым Рюдель сидел в Гурзуфе? — спросил я. — Тебе не кажется, что она похожа на этот крест?
— Сходство есть, — подтвердил Петрович, — Но все-таки этот крест — не антенна.
Вдруг он сделал предостерегающий жест и увлек меня в кусты. Раздался скрип металла — дверки в стене растянулась, и оттуда кто-то вышел. Судя по голосам, их было двое.
— Я сделаю все, как мы договорились, — услышал я гнусавый голос, который показался мне знакомым.
— Но ни секундой раньше, ни секундой позже, — ответил ему второй. — Я оторву тебе голову, если ты ошибешься!
— Кавалер обижает меня, — сказал первый голос. — Если он во мне сомневается, он может все сделать сам…
Тут в просвете между листьями я увидел лицо говорившего. Это был мой старый приятель — птицеголовый судья.
— Я не должен появляться утром на Ристалище, — сказал его невидимый спутник. — Если я появлюсь утром… — дальнейшее я расслышать уже не смог.
Когда голоса затихли вдали, мы выбрались из кустов.
— Ты узнал судью? — спросил я.
— Да, — ответил Петрович. — Но второго я не рассмотрел.
— Я тоже. Но мне кажется, что это был сам Рюдель. Уж слишком заискивал перед ним судья. И вообще все это мне не нравится. Не кавалерское это дело — таскаться по радиостанциям… А ну, Петрович, отсними это здание. Покажем его бабушке.
Петрович обошел вокруг, зафиксировав его в своей фотонной памяти. Мне показалось, что перед тем как пересечь отбрасываемую крестом тень, он на мгновение замешкался.
— Да будет тень Креста над нами — бодро сказал я. — Ты не находишь, что сейчас эта поговорка очень кстати? И еще: ты можешь объяснить, почему она мне так не нравится?
Глава 14. Пленник любви
— Ты убежден, что это Рюдель подсунул тебе лошадь? — спросила меня бабушка, когда, вернувшись, я рассказал ей о прогулке по королевскому парку.
Неодобрительно поджав губы, она долго вертела так и этак фотографии таинственного радиохрама, переданные на спутник Петровичем.
— Больше некому. Такой лошади здесь нет цены. Ни у кого из кавалеров я не видел ничего подобного. Не могу поверить, чтобы Рюдель скупил всех мало-мальски стоящих лошадей, а эту не заметил.
— Знаешь, внучек, держись-ка ты от нее подальше, — сказала вдруг бабушка. — Не по душе мне подарки твоего Рюделя. Скачи лучше на своем Росинанте.
— Ох, бабуся, что ты говоришь! Он шагом-то еле ходит. А Закат — отличная лошадь. Она уступает только Баязету.
— Тебе виднее, — заметила бабушка. — И все же на твоем месте я бы к ней не подходила.
После ужина я уселся в кресло перед телевизором, чтобы посмотреть, чем меня порадует местная телесеть.
Телевизор был допотопный — не с пленочным, а с толстослойным экраном, заделанным в деревянный ящик. Из пяти каналов работал только один.
Я впервые смотрел местную телепрограмму, и она меня ничем не порадовала. Изображение было плоское, краски неважные. Передавали что-то вроде последних известий — смесь уголовной, спортивной и светской хроники. Состязания претендентов не показали, объявили только результаты — Рюдель снова выиграл оба боя. Я заметил, что вся передача состояла из прямой трансляции. Видеозапись совсем не применялась.
Я выключил экран и задумался. Моего очень краткого пребывания на Изумрудной было достаточно, чтобы понять, что здешнее общество неуклонно деградирует. Я понимал, почему это происходит. Кучка беглецов с Земли привезла сюда передовые знания, передовую технику и технологию, самую современную энергетику. Здесь, на Изумрудной, в распоряжении колонистов были неограниченные природные ресурсы, идеальная среда обитания — им не приходилось сражаться за жизнь, терпеть голод и холод, ютиться в пещерах, экономить каждый глоток воды или воздуха. У них имелись все условия для неограниченного развития — не было только развития. И причина крылась вовсе не в неимоверно кратком сроке жизни. Первобытный человек на Земле жил вдвое меньше и все-таки создал цивилизацию… Нет, я понимал, что дело совсем в другом: привезя сюда передовую технику, беглецы не привезли передовых идей.
На Изумрудной царили классовое неравенство, экономическая зависимость, религия. Застывшие на столетья производственные отношения сковали рост экономики, если не остановили его совсем.
Я помнил, как Юлик назвал атомные автомобили старыми — новейшими конструкциями были аккумуляторные электромобили и газогенераторные машины. Очевидно, то же самое происходило во всех областях, и прежде всего в энергетике. Переселенцы привезли сюда кварк-реакторы, но со временем те постепенно вышли из строя, и основой энергетики Изумрудной стали ядерные реакторы, а затем тепловые электростанции… Из пяти программ телевизионной сети осталась одна, стал популярен конный транспорт. Общество неуклонно двигалось к закату, и если правда, что средняя продолжительность жизни на планете тоже уменьшается, то закат этот наступит очень скоро.
Вмешательство Земли могло все изменить. Но если Рюдель захватит власть, он этого не допустит. Я должен победить его, чтобы никогда ни он, ни подобные ему не могли здесь верховодить. Могущество Земли неизмеримо — в считанные дни она сможет дать Изумрудной все, чего здесь не достичь за века. Я был уверен, что земная наука быстро справится и с самой страшной бедой этой планеты — катастрофическим сокращением продолжительности жизни здешних жителей.
Если бы я знал, как я ошибаюсь!
Несмотря на все хлопоты и волнения, сон у меня был прекрасный. Однако я мгновенно проснулся, когда среди ночи Петрович тронул меня за плечо.
— В чем дело?
— Тебя вызывает принцесса.
Я быстро оделся и вышел в темную гостиную. Там меня ждала взволнованная Леннада.
— Пусть кавалер простит меня за беспокойство — вполголоса сказала она. — Мне поручено немедленно проводить его к принцессе. Никто не должен знать об этом.
— Что-нибудь случилось? — спросил я, наскоро причесываясь. — Петрович, идем!
— Пусть Петрович останется, — возразила девушка, — Мне приказано привести одного кавалера.
Я последовал за Леннадой по темным коридорам.
В огромном королевском дворце я плохо ориентировался и днем, сейчас же совсем не представлял, где мы находимся. Мы шли то вниз, то вверх, то снова вниз. Видимо, девушка прекрасно знала дорогу — только изредка она посвечивала слабеньким фонариком, а все остальное время вела меня в полной темноте. Наконец мы остановились, и я услышал скрип отворяемой двери.
— Кавалер может войти, — шепнула она и на миг включила фонарик. — Его там встретят.
Я шагнул вперед и остановился в полном мраке. Дверь позади меня скрипнула и закрылась. Я услышал, как с лязгом задвинулся засов. Затем за дверью послышался смех. Только тогда я понял, что никакого вызова от принцессы не было… Я шагнул к двери, нащупал ручку и несколько раз дернул ее, но дверь даже не шелохнулась.
— Леннада, открой дверь! — сказал я как можно строже. — Что это за глупости!
Девушка за дверью звонко рассмеялась.
— Пусть кавалер простит меня. Но теперь он мой пленник!
— Зачем ты это сделала? — спросил я.
— Справа от двери кавалер найдет кресло, — сказала она в замочную скважину. — В нем он может провести остаток ночи. А потом я его освобожу.
— Освободишь? Так тебя не Рюдель подослал? — я был совсем сбит с толку.
— Рюдель? О нет! Меня никто не подсылал. Это я сама.
— Зачем?
— Я хочу спасти кавалеру жизнь.
— Каким же образом? Я могу это узнать?
— Я знаю, что кавалер — очень умелый и храбрый боец. Он будет побеждать всех претендентов, пока жребий не сведет его с кавалером Рюделем. А кавалер Рюдель непобедим. В первой же схватке он своим огромным черным копьем пробьет голову кавалеру Алексею — так же, как всем предыдущим соперникам, и мне останется только положить на могилу кавалера белые цветы печали.
— Я побью Рюделя, — возразил я.
— А если кавалеру повезет и он побьет Рюделя, он женится на принцессе, — продолжала девушка. — Вот я и решила: пусть кавалер лучше посидит здесь, пока не кончатся утренние поединки. Тогда я его выпущу, и он уже не сможет ни проиграть, ни победить, потому что не явившийся на поединок кавалер исключается из числа Соискателей. И тогда, может быть, он захочет посмотреть на меня…
